Мілан Кундера «Нестерпна легкість буття»

Ніколи не любила політематичних книжок. Навіть не так, я їх терпіти не могла! Ну, що доброго може бути там, де на 200 сторінках хтось намагається розкрити питання любові\смерті\дуже_розумних_вічних_тем?

Це як збірна солянка (яку я теж ніколи не любила, до речі), куди кидають усе, що є, але смачнішою вона від того не стає.

Та з Кундерівським романом склалось якось все інакше.

Не впевнена, в чому ховається причина (можливо, все через те, що останнім часом засильно захоплююсь Чехією), та мені він страшенно «запав в душу».

«Нестерпна легкість буття» для мене став відправною точкою на шляху до самопереосмислення. Серйозно.

Це коли ти поміж історії, чоловічої психології, жіночої недовіри, ревнощів, правд-неправд, політики, різнобічних поглядів на секс, зраду, любов… знаходиш і вихоплюєш щось справді своє.

Це коли ми по суті не маємо стрункого сюжету з арістотелівськими (?) канонічними зачином, основною частиною і кінцівкою. Коли спогади, відсилання, ліричні відступи, «літературознавчі» вставочки переплітаються і утворюють єдину історію, яка, власне, тебе і змінює.

Це коли ти замислюєшся над своєю старомодністю в плані стосунків.

Це коли дізнаєшся щось нове про темний період боротьби чехів проти комуністичного терору (що особливо пробирає на фоні теперішніх подій, які відбуваються в Україні).

Це коли ти дізнаєшся більше про менталітет (?) здавалось би схожого народу.

Це коли ти просто по-новому починаєш дивитися на чоловіків\жінок\чоловіко-жінок, що оточують…

Коли замислюєшся над призначенням у житті. Таким собі фатумом, чи кармінним обов’язком (потрібне підкреслити). Коли замислюєшся над тим, хто має бути поряд, коли ти цей кармінний обов’язок виконуватимеш? Коли думаєш, чи не потягне тебе ця людина вниз, замість того, що разом з тобою здійматися догори.

Коли коли коли

Єдине, що обурило ― кінцівка.

Автор нахабним чином змушує плакати, натискаючи на чутливі місця. Власне, саме наприкінці, я замислилась над тим, що смерть якоїсь тварини (яку ти ніколи і не бачив) може викликати набагато більші співчуття, ніж смерть незнайомої людини. Що це, збайдужілість і черствість?

А ще більше обурює, що тебе готують до цієї смерті потрошку, а потім надточно все описують і на завершення, щоб уже ніхто не міг оговтатись, додають іще пару смертей.

І ніби ж така класика жанру, де наприкінці всі помирають, але ж і до такого не готовий, і знову сльози з очей.

А може, то в мене щось своє особисте гіперчутливе жіноче. Може, нікому навіть і не сподобається цей роман. Він насправді дивний.

Але

Він приніс гучну славу Мілану Кундері. Хмм…

“Но действительно ли тяжесть ужасна, а легкость восхитительна? Самое тяжелое бремя сокрушает нас, мы гнемся под ним, оно придавливает нас к земле. Но в любовной лирике всех времен и народов женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела. Стало быть, самое тяжелое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни [с.5].

“Он злился на себя, но потом его осенило, что не знать, чего он хочет, вполне, по сути, естественно.

“Мы никогда не можем знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну-единственную жизнь и не можем ни сравнить ее со своими предыдущими жизнями, ни исправить ее в жизнях последующих [с.7].

“Единожды ― все равно что никогда. Если нам суждено прожить одну единственную жизнь ― это значит, мы не жили вовсе [с.8].

“Ему хотелось заботиться о ней, оберегать ее, наслаждаться ее присутствием, но у него не было ни малейшего желания изменить свой образ жизни [с. 12].

“Он шепотом рассказывал сказки, которые сочинял для нее, молол всякую чепуху или монотонно повторял слова, то успокоительные, то смешные …[с.12]

“Томаш говорил себе: быть в близких отношениях с женщиной и спать с женщиной ― две страсти не только различные, но едва ли не противоположные. Любовь проявляется не в желании совокупления (это желание распространяется на несчетное количество женщин), но в желании совместного сна (это желание ограничивается лишь одной женщиной) [с.14].

“Человек, мечтающий покинуть место, где он живет, явно несчастлив [с.23].

“Нет ничего более тяжелого, чем сочувствие. Даже собственная боль не столь тяжела, как боль сочувствия к кому-то, боль за кого-то, ради кого-то, боль, многажды помноженная фантазией, продолженная сотней отголосков [с.27].

“Любой школьник на уроках физики может поставить опыт, чтобы убедиться в правильности той или иной научной гипотезы. Но человек, проживающий одну-единственную жизнь, лишен возможности проверить гипотезу опытным путем, и ему не дано узнать, должен был он или не должен был подчиниться своему чувству [с.29].

“«Совпадение» означает, что два неожиданных события происходят в одно и то же время, что они сталкиваются… Огромное множество таких совпадений человек даже не замечает вовсе [с. 39].

“Сон ― не только сообщение (если хотите, сообщение зашифрованное), но и эстетическая активность, игра воображения, которая уже сама по себе представляет ценность. Сон есть доказательство того, что фантазия, сновидение о том, чего не произошло, относится к глубочайшим потребностям человека. Здесь корень коварной опасности сна. Не будь сон красивым, о нем можно было бы мигом забыть [с.45].

“Быть на чужбине ― значит идти по натянутому в пустом пространстве канату без той охранительной сетки, которою предоставляет человеку родная страна, где у него семья, друзья, сослуживцы, где он без труда может договориться на языке, знакомом с детства [с.57].

“Пока люди еще молоды и музыкальная композиция их жизни звучит лишь первыми тактами, они могут писать ее вместе и обмениваться мотивами, но когда они встречаются в более зрелом возрасте, их музыкальная композиция в основном завершена, и каждое слово, каждый предмет в композиции одного и другого означают  нечто различное [с.66].

“…То, чего мы не выбираем, нельзя считать ни нашей заслугой, ни нашим невезеньем [с.66].

“Шум имеет одно преимущество. В нем пропадают слова [с. 71] (Франц).

“Крайности ― это границы, за которыми кончается жизнь, и страсть к экстремизму, в искусстве и политике, суть замаскированная жажда смерти [с. 71].

“…Кто ищет бесконечность, пусть закроет глаза [с. 71].

“…Есть книги дня и книги, которые можно читать исключительно ночью [с. 80] (Мария-Клод).

“Любить ― значит отказаться от силы [с.86] (Франц).

“В минуту, когда к нашему поведению кто-то приглядывается, мы волей-неволей приспосабливаемся к наблюдающим за нами глазам и уже все, что бы мы ни делали, перестает быть правдой. Иметь зрителей, думать о зрителях ― значит жить во лжи [с.87].

“Что такое кокетство? Пожалуй, можно было бы сказать, что это такое поведение, цель которого дать понять другому, что сексуальное сближение с ним возможно, однако возможность эта никогда не должна представляться бесспорной. Иными словами, кокетство ― это обещание соития без гарантии [с.108].

“…Бывает минута, когда рождается любовь: женщина не может устоять перед голосом, который вызывает наружу ее испуганную душу; мужчина не может устоять перед женщиной, чья душа чутко откликается на его голос [с.122].

“Люди по большей части убегают от своих страданий в будущее. На дороге времени они проводят воображаемую черту, за которой их нынешнее страдание перестанет существовать [с.125].

“Среди мужчин, гоняющихся за множеством женщин, мы можем различить две категории. Одни ищут во всех женщинах свой особый, субъективный и всегда один и тот же сон о женщине. Другие движимы желанием овладеть безграничным разнообразием объективного женского мира.

Одержимость первых ― лирическая: они ищут в женщинах самих себя , свой идеал, но их всякий раз постигает разочарование, ибо идеал, как известно, нельзя найти никогда. Разочарование, которое гонит их от женщины к женщине, привносит в их непостоянство некое романтическое оправдание, и потому многие сентиментальные дамы способны даже умиляться над их упорной полигамностью.

Вторая одержимость ― эпическая, и женщины не находят в ней ничего трогательного: мужчина не проецирует на женщин никакого своего субъективного идеала; поэтому его занимает все и ничто не может разочаровать. Именно эта неспособность быть разочарованным и несет в себе нечто предосудительное. В представлении людей одержимость эпического бабника не знает искупления (искупления разочарованием [С.152-153].

“…Кич есть абсолютное отрицание говна в дословном и переносном смысле слова; кич исключает из своего поля зрения все, что в человеческом существовании по сути своей неприемлемо [с.190].

“Нас можно было бы разделить на четыре категории согласно тому, под какого рода взглядом мы хотим жить.
Первая категория мечтает о взгляде бесконечного множества анонимных глаз, иными словами ― о взгляде публики.
<…>
Вторую категорию составляют те, кому жизненно не обходимы взгляды многих знакомых глаз. Это неутомимые устроители коктейлей и ужинов.
<…>
Затем существует третья категория: это те, кому нужно быть на глазах любимого человека.
<…>
И есть еще четвертая, редчайшая, категория; эти живут под воображаемым взглядом отсутствующих людей. Это мечтатели [С. 206-207].

“Земледелец, которому уже не принадлежит земля и он лишь рабочий, возделывающий поле, не дорожит ни родным краем, ни своей работой, ему нечего терять, не за что бороться [с.214].

“Нам никогда не удастся установить с полной уверенностью, насколько наше отношение к другим людям является результатом наших чувств ― любви, неприязни, добросердечности или злобы ― и насколько оно определено равновесием сил между нами и ими [с.220].

“Человеческое время не обращается по кругу, а бежит по прямой вперед. И в этом причина, по которой человек не может быть счастлив, ибо счастье есть жажда повторения [с.228].

Література в літературі:

• Парменид
• Ницше
• Лев Толстой «Анна Каренина»
• Ян Гус
• Стендаль
• Ян Прохазка
• Жюль Верн «Два года каникул»
• Франтишек Грубин
• Платон «Мир» 

Для тих, кому цікаво: існує одна американська екранізація роману. Не знаю наскільки вона там класна, але нагород свого часу отримала вдосталь. 

Цікавим є те, що Кундера заборонив будь-які адаптації цього роману (для театру/кіно/тб) і тільки Філіп Кауфман отримав дозвіл автора на екранізацію.