Цього разу я не обмежилась переглядом шматків фільму «12 стульев» (1976) режисера Марка Захарова колись в дитинстві, а таки подолала роман Ільфа та Петрова, написаний в 1927-28 роках.
Мало хто повірить, що роман цей обирався для читання чисто випадково. І матиме рацію.
До прочитання спонукало не лишень почуття цікавості, а й жага допитливості «як тому Бендеру вдавалось провернути всі справи і нажитись на тому?!». Цікавив авантюризм. Цікавили події. Цікавила барвистість легендарного твору.
А читала я авторську версію.
Зізнаюсь, читання давалось мені важко. Раціонально якось це пояснити я не можу. Майже 600 сторінкам в рідері здавалось не буде кінця. Можливо, все через величезну кількість деталей, пропустити які б означало задарма поперегортати сторінки.
Це буде схоже на сповідь якогось невігласа, але чорт забирай, я нарешті взнала хто така та Елочка Людоєдка з її словниковим запасом в 30 слів(!!).
В мене виникли здогади звідки взялась назва відомого білоруського панк-рок гурту «Ляпис Трубецкой».
Посміялась я над звичками, які в людей, хто б вони не були, не зважаючи на плин часу, не міняються: розмальовування гір біля берегів річки Терек, що на Північному Кавказі.
Сміх викликало добування грошей та катання «зайцем».
Можливо, саме через таку насиченість твору подіями і читалося так дооовго. Але воно того варте (!)
На кожному кроці, де б не ступала нога по дорозі сюжету — натрапляєш на заслухані-переслухані слова, які цитатами вже давно розлетілись по світу і перетворились на такі собі афоризми. І від цього тільки приємніше читати. Адже знаєш, чого овни стосуються, в якому контексті сказано. І, можливо, прозвучить це по-дурному, та для мене це, власне, романтика книжок, заради якої і варто їх читати.
Між іншим Бендера звали
Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер-бей
А ось і численні цитати з твору, який зробив своїх авторів знаменитими:
“ Ипполит
Матвеевич возвратился домой и с омерзением стал поливать голову и усы
«Титаником». По квартире распространилось зловоние.
После
обеда вонь убавилась, усы обсохли, слиплись, и расчесать их можно было только с
большим трудом. Радикальный черный цвет оказался с несколько зеленоватым
отливом, но вторично красить уже было некогда [c. 55].
“
Еще
незаконченная башня Эйфеля 76, похожая на сумасшедшую табуретку, вызывала ужас
идеалистов, постников и трезвенников богоспасаемого города Парижа [c. 68].
“
Завхоз
2-го дома Старсобеса был застенчивый ворюга. Все существо его протестовало
против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно. Крал он
постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегда горели
румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза. Завхоза звали
Александром Яковлевичем, а жену его Александрой Яковлевной. Он называл ее
Сашхен, она звала его Альхен. Свет не видывал еще такого голубого воришки, как
Александр Яковлевич [c. 100].
“
На
стене клопы сидели
И на солнце щурились,
Фининспектора узрели, ―
Сразу окачурились… (Баттистини)
[c. 108]
“
Елена Станиславовна, имевшая о плашках в
три восьмых дюйма такое же представление, какое имеет о сельском хозяйстве
слушательница хореографических курсов имени Леонардо да Винчи, думающая, что
творог добывается из вареников, ― все же посочувствовала... [c. 124]
“
― Старые вещи покупаем, новые крадем! (Остап) [c. 147]
“
Востриков вобрал голову и остановился у
своей двери. Остап продолжал
измываться.
― Как же насчет штанов, многоуважаемый
служитель культа? Берете? Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и от
мертвого осла уши. Оптом всю партию ― дешевле будет (Остап) [c. 148].
“
― Мне почему-то кажется, ― заметил Ипполит
Матвеевич, ― что ценности должны быть именно в этом стуле.
―
Ах! Вам кажется? Что вам еще кажется? Ничего? Ну, ладно. Будем работать
по-марксистски. Предоставим небо птицам, а сами обратимся к стульям (Остап, Ипполит Матвеевич)[c. 149].
“
― Хочется ведь скорее, ц сказал он
умоляюще.
―Скоро только кошки родятся, ―
наставительно заметил Остап (Остап,
Ипполит Матвеевич) [c. 150].
“
Жизнь, господа присяжные заседатели, это
сложная штука, но, господа присяжные заседатели, эта сложная штука открывается
просто, как ящик (Остап) [c. 151].
“
Трамваи визжали на поворотах так естественно,
что, казалось, будто визжит не вагон, а сам кондуктор, приплюснутый
совработниками к табличке «Курить и плевать воспрещается». Курить и плевать
воспрещалось, но толкать кондуктора в живот, дышать ему в ухо и придираться к
нему без всякого повода, очевидно, не воспрещалось. И этим спешили
воспользоваться все. Был критический час. Земные и неземные создания спешили на
службу [c. 187].
“
Граждане! Уважайте пружинный матрац в голубых
цветочках! Это ― семейный очаг, альфа и омега меблировки, общее и целое
домашнего уюта, любовная база, отец примуса! Как сладко спать под
демократический звон его пружин! Какие сладкие сны видит человек, засыпающий на
его голубой дерюге! Каким уважением пользуется каждый матрацевладелец!
Человек, лишенный матраца, — жалок. Он не
существует. Он не платит налогов, не имеет жены, знакомые не занимают ему денег
до среды, шоферы такси посылают ему вдогонку оскорбительные слова, девушки
смеются над ним — они не любят идеалистов.
<...>
Матрац ломает жизнь человеческую. В его
обивке и пружинах таится какая-то сила, притягательная и до сих пор не
исследованная. На призывный звон его пружин стекаются люди и вещи. Приходит
финагент и девушки. Они хотят дружить с матрацевладельцами. Финагент делает это
в целях фискальных, преследующих государственную пользу, а девушки —
бескорыстно, повинуясь законам природы. [С. 207-208].
“
Есть в Москве особая категория людей. Она
ничего не понимает в живописи, не интересуется архитектурой и безразлична к
памятникам старины. Эта категория посещает музеи исключительно потому, что они
расположены в прекрасных зданиях. Эти люди бродят по ослепительным залам,
завистливо рассматривают расписные потолки, трогают руками то, что трогать
воспрещено, и беспрерывно бормочут:
— Эх! Люди жили! [c. 209].
“
― Когда вы доставите мне счастье увидеться с
вами снова? ― спросил Ипполит Матвеевич в нос.
― А
вам разве интересно со мной разговаривать? Я же глупенькая.
―
Вы? ― страстно сказал Ипполит Матвеевич. ― Если б у меня было две жизни, я обе
отдал бы вам (Лиза, Ипполит Матвеевич)
[c. 217].
“
Муж мелькнул, как ракета, утащив с собой в
черное небо хороший стул и семейное ситечко, а вдова все любила его. Кто может
понять сердце женщины, особенно вдовой? [c. 221].
“
Ничего еще не потеряно. Адреса есть, а для
того, чтобы добыть стулья, существует много старых испытанных приемов: 1)
простое знакомство, 2) любовная интрига, 3) знакомство со взломом, 4) обмен, 5)
деньги и 6) деньги (Остап) [c. 253].
“
Словарь Вильяма Шекспира, по подсчету
исследователей, составляет 12 000 слов. Словарь негра из людоедского племени
«Мумбо-Юмбо» составляет 300 слов.
Эллочка Щукина легко и свободно обходилась
тридцатью. Вот слова, фразы и междометия, придирчиво выбранные ею из всего
великого, многословного и могучего русского языка:
1. Хамите.
2. Хо-хо! (Выражает, в зависимости от
обстоятельств, иронию, удивление, восторг, ненависть, радость, презрение и
удовлетворенность.)
3. Знаменито.
4. Мрачный. (По отношению ко всему. Например:
«мрачный Петя пришел», «мрачная погода», «мрачный случай», «мрачный кот» и т.
д.)
5. Мрак.
6. Жуть. (Жуткий. Например, при встрече с доброй
знакомой: «жуткая встреча».)
7. Парниша. (По отношению ко всем знакомым
мужчинам, независимо от возраста и общественного положения.)
8. Не учите меня жить.
9. Как ребенка. («Я его бью, как ребенка» — при
игре в карты. «Я его срезала, как ребенка» — как видно, в разговоре с
ответственным съемщиком.)
10. Кр-р-расота!
11. Толстый и красивый. (Употребляется как
характеристика неодушевленных и одушевленных предметов.)
12. Поедем на извозчике. (Говорится мужу.)
13. Поедем в таксо. (Знакомым мужеского пола.)
14. У вас вся спина белая (шутка).
15. Подумаешь!
16. Уля. (Ласкательное окончание имен. Например:
Мишуля, Зинуля.)
17. Ого! (Ирония, удивление, восторг, ненависть,
радость, презрение и удовлетворенность) [С. 254-255].
“
Рост Эллочки
льстил мужчинам. Она была маленькая и даже самые плюгавые мужчины рядом с нею
выглядели большими и могучими [c.
255].
“
Великие люди
острят два раза в жизни. Эти остроты увеличивают их славу и попадают в историю [c. 265].
“
«Счастье, —
рассуждал он, — всегда приходит в последнюю минуту. Если вам у Смоленского
рынка нужно сесть в трамвай номер 4, а там, кроме четвертого, проходят еще
пятый, семнадцатый, пятнадцатый, тридцатый, тридцать первый, Б, Г и две
автобусных линии, то уж будьте уверены, что сначала пройдет Г, потом два
пятнадцатых подряд, что вообще противоестественно, затем семнадцатый,
тридцатый, много Б, снова Г, тридцать первый, пятый, снова семнадцатый и снова
Б. И вот когда вам начнет казаться, что четвертого номера уже не существует в
природе, он медленно придет со стороны Брянского вокзала, увешанный людьми. Но
пробраться в вагон для умелого трамвайного пассажира совсем не трудно. Нужно
только, чтоб трамвай пришел. Если же вам нужно сесть в пятнадцатый номер, то не
сомневайтесь: сначала пройдет множество вагонов всех прочих номеров, проклятый
четвертый пройдет восемь раз подряд, а пятнадцатый, который еще так недавно
ходил через каждые пять минут, станет появляться не чаще одного раза в сутки.
Нужно лишь терпение, и вы дождетесь» (Остап) [c. 291].
“
— Доброе утро, —
сказал Никифор. — Написал замечательные стихи.
— О чем? —
спросил начальник литстранички. — На какую тему? Ведь вы же знаете, Трубецкой,
что у нас журнал...
Начальник для
более тонкого определения сущности «Гигроскопического вестника» пошевелил
пальцами.
Трубецкой-Ляпис
посмотрел на свои брюки из белой рогожки, отклонил корпус назад и певуче
сказал:
— «Баллада о
гангрене» (Никифор Ляпис, редактор
литстранички «Гигроскопического вестника») [c. 321].
“
Да, кстати,
Ляпсус, почему вы Трубецкой? Никифор Трубецкой? Почему вам не взять псевдоним
еще получше? Например, Долгорукий! Никифор Долгорукий! Или Никифор Валуа? (Персицкий) [c. 328].
“
Однажды счастливой девушке подарили
контрамарку в кино. Шла картина под названием «Когда сердце должно замолчать».
В первом ряду, перед самым экраном, сидела Клотильда. Воспитанная на Шиллере и
любительской колбасе, девушка была необычайно взволнована всем виденным (Персицкий) [c. 329].
“
Вася был
нормальным халтурщиком-середнячком.
А Клотильда
слишком много читала Шиллера (Персицкий) [c. 331].
“
―Послушайте, —
сказал вдруг великий комбинатор, — как вас звали в детстве?
— А зачем вам?
— Да так! Не
знаю, как вас называть. Воробьяниновым звать вас надоело, а Ипполитом
Матвеевичем слишком кисло. Как же вас звали? Ипа?
— Киса, —
ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь (Остап, Ипполит
Матвеевич) [c. 340].
“
― Я дарился коленной чашечкой о мостовую.
―Не беспокойтесь! При теперешнем
строительном размахе ее скоро отремонтируют (Остап, Ипполит
Матвеевич) [c. 341].
“
— Что вы ко мне пристали? — захныкал
Воробьянинов. — Я даже такого слова не знаю — кобелировать.
— Напрасно. Кобелировать — это значит
ухаживать за молодыми девушками с нечистыми намерениями (Остап, Ипполит
Матвеевич) [c. 357].
“
Казалось, что в
отчаянии он бьет себя ушами по щекам [c. 383].
“
― Отдайте ладью!
―Дать вам ладью?
Может быть, вам еще ключ от квартиры, где деньги лежат? (Остап, одноглазый игрок-любитель-шахматист) [c. 401].
“
Труп второй
принадлежит мужчине двадцати семи лет. Он любил и страдал. Он любил деньги и
страдал от их недостатка (Остап) [c. 407].
“
―Деньги вперед,
― заявил монтер, ― утром деньги вечером стулья, или вечером деньги, а на другой
день утром ― стулья (монтер театра) [c. 416].
“
―Время, ― сказал
он, ― которое мы имеем, ― это деньги, которых мы не имеем (Остап) [c. 416].
“
— Гм... Придется
орудовать в этих пределах. Сможете ли вы сказать по-французски следующую фразу:
«Господа, я не ел шесть дней»?
— Мосье, — начал
Ипполит Матвеевич, запинаясь, — мосье, гм, гм... же не, что ли, же не манж
па... шесть, как оно, ен, де, труа, катр, сенк, сис... сис... жур. Значит — же
не манж па сис жур! (Остап, Ипполит
Матвеевич) [c. 416]
“
Ипполит
Матвеевич мигом преобразился. Грудь его выгнулась, как Дворцовый мост в
Ленинграде, глаза метнули огонь, и из ноздрей, как показалось Остапу, повалил
густой дым. Усы медленно стали приподниматься.
— Ай-яй-яй, —
сказал великий комбинатор, ничуть не испугавшись. — Посмотрите на него. Не
человек, а какой-то конек-горбунок (Остап) [c. 417].
“
— Киса, —
продолжал Остап, — давайте и мы увековечимся. Забьем Мике баки. У меня, кстати,
и мел есть! Ей-богу, полезу сейчас и напишу: «Киса и Ося здесь были» (Остап) [c. 439].
“
―Отдай колбасу!
― взывал Остап. ― Отдай колбасу, дурак! Я все прощу! (Остап) [c. 441].
Література в літературі:
Е.А.Салиас-де-Турнемир
Маяковский
Плаксин
К.Д.Бальмонт
Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
К.М.Фофанова «Май»
А.К. Толстой «Дон Жуан»
А.С.Пушкин
«Ночной зефир струит эфир...
»
Вильям Шекспир
Энциклопедия Брокгауза и Ефрона
Н.С.Тихонов (Энтих)
Шиллер
До речі, тим хто цікавиться, в Україні є чимало
пам'яток стільців і героїв твору: